во избежание путаницы

ну и чтобы никто не спер ник :3
Адельхейд и два больших ===> Krisper Heine

---

:С не отдам в архив!
надо логин новый придумать

---

Я умею избегать конфликты с кем угодно кроме тебя ._.
Наверное, это хорошо, потому что мне не приходится пользоваться лицемерием или показной вежливостью.

А ещё, блджад, как же болит живот. Ненавижу пмс и месячные х___х
А заодно и больное горло и насморк и температуру.

---

А я хуй.

---

охлол :D

Ваше состояние:
Вам очень горячо и вы боитесь обжечься, ведь ваше сердце давно не испытывало такой бури эмоций и страстей.

Будьте внимательны к желаниям вашего любимого человека. Сделайте ему подарок, о котором он давно мечтал, и вас захлестнет его спасительная волна нежности.

---

Хорошо, когда я пишу тут редко, это значит,что в жизни всё неплохо)
Пусть все мысли, что терзают, останутся только мыслями, и всё в самом деле получится.
Осень всегда начинается с хандры.

---

Авв, завтра приедет родной пидарас
надо спать лечь, чтоб скорее.

---

с двача

ЗАЕБАЛИ бесконечные Версали. Блядь, разоденутся как петухи и думают, что невъебенно охуенные. Блядь, каждый год одно и то же! Даже ебучие корейцы в одежде не по размеру, не так бесят. (с)

вот этому анону я бы дала два чая! не понимаю,что прекрасного в джейрок-косплее и этих блестящих костюмах с бахромой, стразами, пайетками и пр.

---

Я весь такой нежный и есенинка, как на картиночге.
Развлекайся, бузи, туси, любимый. Рад, что тебе нравится в Питере, серьезно.
А я простужаюсь и что-то совсем не алё. Спать.

аввв

---

Как невероятно тяжело скучать. И вроде дальше ты не должен становиться, всё равно.
Но я всё это чувствую: и расстояние и время, я хорошо это всё отмечаю. И сейчас места себе не нахожу.
Хорошо, что в сеть вышел, иначе я б тут точно погиб.
Как можно проводить день без тебя? Не представляю уже.
Возвращайся скорее, я очень тебя жду.

---

Мир действительно тесен :лол:

---

Я бы обнял тебя, чтобы тебе не было грустно. Но я просто текст.©

---

=)

Завидую тем, у кого много друзей. Ну или тех, о ком они заботятся.
Мне же привычно рисовать улыбку, даже когда мне плохо. Более того,я часто так делаю. Интересно, кто-нибудь догадывается об этом?
Бежать от одиночества, используя других людей более чем печально. А заводить дружбу страшно. И вот ты улыбаешься, шутишь, а по ночам лежишь, не смыкая глаз, если не вырубает сразу. Было бы неплохо вообще избавиться от мыслей, чем накручивать себя постоянно.
Чем меньше близких людей, тем лучше. Потому что все, к кому привязываешься, рано или поздно уходят или отдаляются, а ты остаешься со своими чувствами никому не нужным. Это же больно, да? Поэтому приятелей может быть сколько угодно, на них смотришь и понимаешь, что легко сможешь отказаться от любого из них. А друзья..это единицы.
Важно чувствовать себя нужным, чтобы был кто-то, кто пробьет скорлупу страха, сядет рядом и..да пусть хоть молчит. Но это действительно важно.
Поэтому ревностно завидую тем, кто окружен вниманием, закусывая губу и сжимая кулаки. Хочу уметь заводить знакомства и привлекать не только внешней оболочкой. Хочу, но боюсь и не смогу перешагнуть через этот барьер. Эгоистично? Никто и не утверждал обратного. Каждый заботится о самом себе и каждому нужно чье-то тепло. Нестерпимо.
Не умею выражать чувства. Всё не то получилось. Опять.

Will you let the morning come soon
Or will you leave me lying here
In your favourite darkness
Your favourite half-light
Your favourite consciousness
Your favourite slave

Да не, всё хорошо на самом деле. И жаловаться-то как-то неудобно. Просто иногда одиноко, не хватает тепла и надо выплеснуть куда-то мысли. Сразу легче становится. Когда это всё не копится в голове. Стоило бы завести отдельный дневник и закрыть его вообще ото всех. Стыдно а то. Но лееееень.

---

Как иногда хочется закричать от бессилия.
И от усталости, впрочем, тоже.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Название: Полная противоположность
Автор: Kresnik
Бета: cTcnhf
Фэндом: Соционика
Пейринг: Нап/Дюма, Макс/Дон, Жук/Есь, Штир/Дост
Рейтинг: R
Состояние: завершено
Дискламер: вдохновил Arlecchino. , заразил Caitlin.
От автора: все ТИМ’ы проверены на практике, без стереотипов
Размещение: только с разрешения автора

Обратный путь я помню только до того как зашел – точнее Нап меня затащил – в вагон электрички. Дальше я позорно проспал, уронив голову Политику на плечо. Но, спасибо привычке, проснулся сам за минуту до нужной остановки.
- С добрым утром, Спящая Красавица, - усмехнулся Наполеон, и я уже почти огрызнулся, но парень завёл мне за ухо выбившуюся прядь волос и погладил по щеке.
Я реально испугался, что сейчас из носа брызнет кровь – ТАК сильно я ещё не краснел.
- Дурак, - ничего более связного не получилось. А я почти бегом бросился к тамбуру, недовольно откидывая волосы, всё время лезущие в лицо.

Следующие несколько дней оказались настоящим испытанием моих волос и моих же нервов
- Эй, я уже сказал, что не надо, - Нап появился у меня за спиной, когда мы с Гюго сидели и расписывали программу карнавала.
- Это он чего? – Энтузиаст проводил Политика несколько озадаченным взглядом.
- Ничего, - я только вздохнул, оглянувшись назад.
На правом запястье Наполеона к синему браслетику прибавилась красная резиночка, а волосы опять рассыпались по плечам и упали на лицо.
- О, - Гюго рассматривал меня как энтомолог нового жучка, - а так тебе лучше.
- Нет, не лучше, - я упрямо закрутил волосы и откинул за спину.
Парень спорить не стал и снова вернулся к программе.

- Ааа, он такой классный! – Гамлет не переставал меня удивлять – как можно так восхищаться Бальзаком?! – Он такой ласковый, такой милый, а в постелиии! Дюма, я счастлив как никто!
Я, наверное, по-дурацки выгляжу: вытаращенные глаза, приоткрытый рот и сигарета, забытая в пальцах. Это он точно про БАЛЬЗАКА??
- Гам, - я наконец-то затянулся горьким дымом, пытаясь поставить мысли с ушей на ноги, - ты сейчас вообще про кого говорил?..
- Ну про Баля конечно же! – Наставник всплеснул руками, просто светясь от счастья. – Он просто идеален!
Кажется, я сошёл с ума…
- Курить вредно! – Наполеон опять появился как чёртик из табакерки, выхватывая у меня сигарету и нагло затягиваясь. – Гам, здорова!
- Привет… - у Гамлета случилось примерно такое же выражение лица, как у меня, когда он про критика рассказывал.
А уж я-то как обалдел, когда Нап притянул меня к себе и дерзко поцеловал, наклонив назад.
- А это я заберу себе, - он нагло улыбнулся, отпуская меня, а в руке у него опять сверкнула, на этот раз, зеленая резиночка.
- Круто… - прошептал Гам, глядя удаляющемуся Политику в спину. – О, а с распущенными тебе лучше.
- Идите все в задницу… - я выдохнул голубоватый дум, снова откидывая волосы назад.
- Сквернословите на территории колледжа, Дюма? – а вот Горького я пугаться перестал. Видимо нервов уже не осталось на него.
- Вам кажется, глава, - я внезапно почувствовал благодарность Напу – убежал-то он с моей сигаретой. Второй случай курения на территории колледжа устным предупреждением Главы Студсовета не обошёлся бы.
- Приведите себя в надлежащий вид и зайдите к кабинет студенческого совета, - отчеканил Макс и удалился.
- Вот же сука… - Гамлет сочувственно посмотрел на меня, а я что? Только пожал плечами и, завязав волосы запасной резиночкой, пошёл за Инспектором.

- Разрешите войти, - я деликатно постучал в дверь, и зашёл в кабинт после короткого согласия.
- Дон? – я был крайне удивлён увидев дуала, сидящего на столе Макса.
- Привет, - он лишь махнул рукой в знак приветствия.
- Чем обязан? – мне совершенно не хотелось находиться в этом кабинете.
- Взгляни, - Инспектор протянул мне папку с листами.
Опа… На фотографиях был я, но… Это враньё! Чистое и наглое!
- Что это значит? – я бросил папку обратно на стол.
- Не мешайся мне, - глаза Макса превратились в две серые щёлочки.
- Каким местом я тебе мешаюсь? – вот те раз. Я ещё и Горькому мешаюсь. Может я лунатик ночью творю бесчинства?
- Именно тем, в которое тебя так задорно трахают шестеро этих прекрасно сложенных мужчин, - челюсть звонко грохнула о кафельный пол кабинета. Дону-то я что сделал?!
- Это подделка, - внутри кипела и злость, и жгучая обида, и горечь от того, что в этом замешан Дон.
- Конечно подделка, - кивнул Инспектор. – Но кому больше поверят – главе Студенческого Совета или обычному серому студенту?
Захотелось плакать от беспомощности и злости.
- Что тебе нужно? – это был совершенно закономерный вопрос.
- Не мешайся под ногами, - Макс будто шипел, а слова капали с тонких губ тягучими каплями яда.
Я не мог сказать ничего. Ни-че-го.
- Выметайся, - брюнет махнул рукой в сторону двери. – И запомни: ещё одна выходка и эти фотографии увидят все и вряд ли ты задержишься в этом городе.

Хотелось напиться. Напиться и куда-нибудь попасть. Не знаю куда, но подальше отсюда.
В голове просто не укладывалось, что же я мог такого натворить… Я никогда ничем не выделялся: не отличник, не спортсмен, не выпендриваюсь, в бандах не состою.
Хотя подождите – а это случаем никак не связано с Наполеоном? Все, не только я, в курсе их почти что войны с Горьким. Но не до такой же степени…
Но если это на самом деле так, то мне на самом деле надо перестать общаться с Напом, хотя это будет не так легко. И даже не из-за его постоянных набегов на мои нервы. Я сам уже слишком привык к нему. Но расстаться будет лучше для нас обоих. Главное, чтобы никто не узнал о причине.

Целую неделю я старательно избегал Политика, всем своим поведением доказывая, что не хочу его видеть, слышать и ничего о нём знать не хочу.
Наполеон был иного мнения.
- Дюма! – я бегом бросился по коридору, но наткнулся на высоченного крепкого парня и грохнулся на пол.
- Объясни мне что случилось, - Нап протянул мне руку, поднимая на ноги.
- Он просто хочет показать тебе кое-что, - внутри всё замерло, когда в поле зрения появился Макс с той самом папкой с фотографиями.
- Нет! – наружу рвалась истерика и злость. – Это всё рваньё! Не смей это показывать!
Но папка описала дугу около моих рук и оказалась в руках Политика.
- Пожалуйста… - по щекам покатились слёзы. – Не смотри, пожалуйста…
Но Нап упрямо раскрыл папку, несколько минут разглядывая фотографии, но никому больше не позволяя заглянуть в папку, хотя народу в коридоре скопилось прилично.
- Про тебя многие говорили гадости, да и я сам знал, что ты мразь, но не думал что настолько… - слова Политика хлестали плетью прямо по сердцу.
В груди защемило больно-больно, а сквозь судорожно стиснуты зубы, не смогли даже всхлипы прорваться.
Я видел как Нап отдал папку одному из парней в характерно распахнутой форме. Всё инстинктивно сжалось перед ударом. Я не слабак и постоять за себя могу, но не сейчас.
Раздался звучный удар и коридор пораженно ахнул и затих.
Я распахнул глаза, когда всё качнулось влево, но один «наполеоновец» поймал меня за плечо, удерживая на ногах.
- Ещё хотя раз, - я во все глаза смотрел как Нап за ворот дорогой формы прижимал Макса к стене и шипел ему в лицо, - ещё раз ты тронешь моё и ты труп. Ясно?!
Политик коротко охнул, сгибаясь от удара в живот.
- Здесь нет ничего твоего, - Инспектор сплюнул кровь, добавляя парню ногой под бок, - колледж мой и все об этом знают, - Макс вытер лицо безукоризненно белой салфеткой, но тут же рухнул на пол от подножки.
- Мечтай, блядь! – кулак Политика снова врезался в челюсть Инспектора.
Меня просто вырвало из крепкой хватки парня.
- Прекратите сейчас же! – Штирлиц выскочил из толпы, бросаясь к дерущемуся клубку.
- Отстань, Штир! – Наполеон ещё раз смачно приложил Горького головой в пол.
- Парни, да хватит уже! – Напа и Макса растаскивали уже с помощью Жукова и Драйзера.
- Это всё из-за тебя, шлюха! – щеку обожгла звонкая затрещина от Дона.
Ну тут уж, извините, даже моей выдержки не хватит и Дона отбросило на пару метров осле удара в лицо. Быстро шагнув я схватил его за волосы и добавил ещё несколько раз.
- Ну-ка прекратить! – в коридоре загрохотал голос директора.
Прощай колледж.

Я, Наполеон, Горький и Дон стояли в кабинете директора, а тот ходил кругами и метал молнии.
- Что за поведение?! Вы что возомнили – драку в колледже устраивать! – и так уже десять минут. – Оправдываться будете?
- Да, - тут же выступил Искатель. – Наполеон набросился на Макса, я хотел их разнять и как видите, - он указал на красноречивые подтверждения драки на своём лице.
- Это правда?! – взгляд директора, казалось, прожигал во мне дыру.
- Да, это правда, - кивнул Нап, отняв салфетку от разбитого носа.
- Ну в таком случае разговор короткий, - мужчина сел за стол, но в кабинет зашли. Без приглашения.
- Штирлиц, выйдите обратно и зайдите как положено, - директор отложил телефонную трубку.
- Прошу прощение за вторжение, но причина ссоры немного не в этом, - он опустил на стол тут самую папку с фотографиями.
Мужчина взглядом прожёг в Администраторе дыру, но папку открыл. И захлопнул обратно.
- Это ещё что?! – рявкнул мужчина, хлопнул папкой по столу.
Вздрогнули все, кроме Штирлица.
- Это материал, распространяемый господином Горьким, - отчитался Штирлиц, а взгляд директора будто камнем придавил меня к полу. – А это оригиналы.
- Что?! – Макс едва не сорвался с места, но резкий окрик директора остановил его.
- Дюма, Наполеон, ступайте в медкабинет и пусть врач приведёт вас в порядок, - мужчина сложил две папки вместе и кивнул на дверь.

- Я думал исключат… - меня нещадно колотило, и поэтому врачу пришлось влить в меня валерьянку.
Наполеон молчал, неподвижно сидя, пока женщина обрабатывал ссадину на его щеке.
- Можете идти, - она отпустила Напа, принимаясь за меня, промывая уголок губ и намазывая какой-то прохладной мазью.
Естественно, что отпустили домой. Откуда я не выходил ещё три дня.

- Пошли, прогуляемся, - Наполеон опять бесцеремонно завалился ко мне, и таки силком вытащил на улицу.
Внутри было совершенно пусто. И вроде бы всё закончилось-то хорошо, а жить всё равно не хотелось. Боль, ярость, позор, слабость. Такой дикий коктейль я никогда не принимал, но всё в жизни случается в первый раз. Алкоголь, бессильные истерики и боль не помогали избавиться от жгучего кома в животе, который подступал горечью к горлу. Нещадно тошнило, но и от этого ничего не помогало.

Как мы оказались у Напа я так и не понял. Просто по обыкновению связал завязки фартука за спиной и принялся за ужин.
- Больно? – Наполеон наблюдал за мной.
Лук нещадно жёг глаза, но слёзы не текли.
- Нет, всё в порядке, - я скорее успокаивал сам себя.
- Врешь, - он отодвинулся от стола и встал рядом. – Это больно. Даже мне было больно, а я уже привыкший. Я представляю каково тебе. Не надо себя сдерживать, лучше выпустить это.
Нож выпал из рук, а из горла вырвался хриплый вой, почти сразу же переходящий во всхлипы и громкий надрывный плачь.
- Вот так вот, - Наполеон крепко обнимал меня, прижимая к себе и зарываясь носом в волосы.
А рёв всё продолжался, слёзы лились по щекам и впитывались в майку парня.
Отпустило только тогда, когда внутри на самом деле стало легче, но заложило нос и нещадно заболела голова.
- Полегчало? – Политик терпеливо обнимал меня, гладя по голове.
Я слегка кивнул, пытаясь продохнуть носом, но заложило знатно.
- Прости, что так разревелся, - я снова покраснел, вытирая щёки.
- Раз стало легче, то всё в порядке, - Нап улыбнулся очень тепло и ласково.
Мне внезапно настолько чётко захотелось, чтобы эта заветная улыбка принадлежала только мне, что я не сдержался.

- Пусть она принадлежит только мне, - хрипло дыша, едва прервав жадный поцелуй.
Наполеон опять улыбнулся заветной улыбкой, прижимая меня к стене настойчивым поцелуем.
Я не мог и не хотел сопротивляться ему, подаваясь навстречу горячим, жадным, дерзким движениям и ласкам. По телу разливались дрожь наслаждения - жгучего, сладостного, сумасшедшего, и боль, острая, но сладкая. Стоны рвались сами собой, раздирая горло и звеня в ушах. А тело вилось змеёй в сильных горячих руках.
Я сам себя не помнил от наслаждения, даримого Наполеоном. Я млел в его руках, тоня в нежности и ласках.

- Теперь ты должен понимать, что я тебя никуда не отпущу, - Нап перебирал мои волосы, пропуская сквозь пальцы чуть влажные пряди.
- Ну да, - я устало усмехнулся, устраивая голову на его руке, - ты теперь должен на мне жениться.
- Только не говори, что ты на самом деле никогда не был снизу, - в глазах Наполеона не осталось ни капли сонливости.
- Всякое может быть, - я лишь усмехнулся, глядя в сторону.
- Дюма! – парень свалил меня на спину, нависая сверху. – Я что, правда первый?!
- Да! Успокойся! – резко двигаться совершенно не хотелось – потеря невинности процесс дико увлекательный, но местами болезненный. Одним местом точнее.
Такого удовлетворения на лицо Политика я не видел даже во время оргазма.
- Моё, - парень стиснул меня как плюшевую игрушку, зарываясь носом в волосы.
Ну вот куда я от такого собственника денусь?)

Fin

---

Название: Полная противоположность
Автор: Kresnik
Бета: cTcnhf
Фэндом: Соционика
Пейринг: Макс/Дон, Жук/Есь, Штир/Дост, Нап/Дюма
Рейтинг: R
Состояние: в процессе
Дискламер: вдохновил .Джи , заразил Caitlin.
От автора: все ТИМ’ы проверены на практике, без стереотипов
Размещение: только с разрешения автора

Это было… неожиданно.
А всего-то на всего закончили с подготовкой карнавала на час пораньше. Думал, приду к Дону приготовлю что-нибудь эдакое. Приготовил…
Для меня было неожиданностью, что дуал уже дома. И не один. Ботинок-то две пары. С другом? Нет.
Услышанное меня поразило, но не до нервной истерики.
В спальне отчетливо стонали. Страстно, громко, взвизгивая от удовольствия и боли.
Внутри ничего не болело, ничего не лопалось. Просто замерло.
Я тихо пробрался к двери и глянул в замочную скважину. И тут же отстранился.
Макс.
В груди стало пусто. Видимо сам виноват, что так произошло.
Молча и тихо вернулся в коридор. Так же тихо оделся и натянул кроссовки, бесшумно подхватил рюкзак и странно не шуршащий пакет с покупками и вышел, закрывая за собой хорошо смазанный замок.
Чёрт! Ключи от своей квартиры на тумбочке оставил… И что теперь? Побродить по парку, а через пару часов вернуться и сказать, что задержался в колледже и дальше делать вид, что ничего я не видел? Нет, так дело не пойдёт.

- Дюма? – большие зелёные глаза Еськи распахнулись ещё шире при виде меня.
Хотя я бы тоже обалдел, если бы ко мне вечером завалилось замерзшее и насквозь промокшее под грозой существо.
- Ага, - тихо шмыгаю носом, не давая соплям свободно вытекать наружу. – Я вас не потревожил?
Вас. Есь всегда с Жуковым. Тот мелкого точно не бросит.
- Нет! Что ты! – Есенин как всегда предельно эмоционален. – Ты это! Входи скорее и переодевайся, мокрый же!
Порой Есь больше похож на меня, чем я сам.
- Мелкий! – из комнаты доносится мелодичный рык Жука, который почти отвлёк меня от смс-сообщения Дону о том, что «Гюг меня утомил. К тебе не доеду. Ужин в холодильнике». – Кто припёрся?
- Не ори! – ответно так же орёт Еся. – Это Дюма.
- Да ну? – Жуков моментально оказывается в коридоре. – О! Какими судьбами, Посредник?
Так, делаем честные глаза, мягко улыбаемся и уверенным голосом врём:
- Да я ключи у Дона оставил, а он сегодня у друга ночует – не хочу его дергать.
- Ну вот! – блондин нахохлился как воробей. – Нельзя ключи так оставлять! Сегодня переночуешь у нас, а завтра чтоб с утра же ключи взял!
- Хорошо, - улыбаемся и делаем из себя милое раскаяние. – Обязательно.
- Да ты проходи! Чего встал? Мокрый же как лягушка! - Есь хватает меня за руку и тащит в гостиную, не обращая внимания на то, что от меня остаются лужи воды.
Юноша суетится у шкафа, раскидывая вещи в попытках что-нибудь найти.
- Солнышко, - Жуков неожиданно мягко отодвигает его от шкафа, прекращая наведение бардака, - поставь-ка лучше чайник. Этой лягушке согреться надо.
- Хорошо! – Есенин просиял новой лампочкой и унёсся на кухню.
- Ты не забывал ключи, - Жук полез в шкаф, легко находя в хаосе одежды футболку и домашние штаны.
- Не забывал, - киваю, стягивая мокрую и противно липнущую к телу рубашку.
- Ты с Доном поругался? – этот мужик слишком прямолинейный. И очень внимательный.
- Нет, с чего ты взял? – прыгаю на одной ноге, стягивая брюки.
- Так а хрен ли ты под дождём шаришься? – передавая мне сухую одежду, и тактично отворачиваясь.
- Я же не Макс, чтоб иметь всё нужное под рукой, - быстро переодеваясь, едва не запутавшись в штанах. – Зонт забыл!
- Ох ты… - Жуков аж обернулся. – Так Дон тебе с Горьким изменил?
Парень крайне удивлён, что даже странно.
- Да с чего ты взял?! – получилось слишком нервно.
- Ясно всё, - Жук махнул рукой, зовя на кухню.
По пути я развесил свою мокрую одежду и, машинально подобрав с пола чьи-то штаны, повесил их на спинку стула.
Есь как ужаленный крутился в районе плиты и холодильника кажется в попытках что-то быстро приготовить.
- Слушайте, - я поёжился, когда внезапно стало холодно. – Я тут продуктов купил, а они испортиться могут. Может я ужин приготовлю?
- Отличная идея, - утвердительно кивнул агрессор, снова отодвигая лирика от поверхности, на которой можно устроить бардак. – Если тебе, конечно, не сложно.
- Я б иначе не предлагал, - я улыбнулся и вымыл руки, принимаясь за ужин. Не зря же я, на самом деле, продукты покупал.
Есь доволен, что много и вкусно, а Жуков, что много и не пришлось самому прикладывать руку к ужину или уборке после оного. Я же доволен тем, что есть на что отвлечься.
Никакой боли или грусти нет, просто как-то обидно и пусто внутри. Неужели я хуже какого-то Горького?

Есенин носился вокруг, доставая подушку, одеяло и постельное бельё пока я раскладывал небольшой диван в гостиной.
- Извините, что я к вам так завалился… - опять изображаю из себя искреннее раскаяние и вообще муки совести.
- Ну да что ты! – Есь вывалил на себя полшкафа и выудил из вороха ткани наволочку. – Всё в порядке. Ты же не виноват, что ключи забыл.
- Ну это да… - меня едва удар не хватил, когда Лирик варварски всё скомкал и кое-как запихал в шкаф. – Всё равно извини.
- Ужин всё окупил, - Есенин снова посиял. – Доброй ночи, Дюма.
- Доброй, Есь, - я кивнул в след блондину, прикрывшему за собой дверь.
Быстро разложил и застелил диван и, вставив наушники в уши, ткнул висящий на шее плеер и тихо принялся разгребать шкаф, который Есенин засрал за пять минут.

Боже!!! Тут человек страдает, а они…!
Я лежал на диван, почти на максимум включив громкость в наушниках, но всё равно слышал почти весь аккомпанемент сказки про Красную Шапочку в исполнении Есенина и Жукова.
Зачем же так громко-то?
Спасибо моей дурацкой привычке засыпать под тяжелый рок. В итоге через полчаса я уже крепко спал под рифы SOAD.

Просыпаюсь я, по счастью, сам. Успел убрать за собой диван, завтрак даже приготовил, позавтракал и заскочил в ванную, по привычке наведя и там порядок.
- Может тебя подвезти? – предложил встрёпанный со сна Жуков, когда я уже застегивал куртку.
- Нет, спасибо, - я закинул рюкзак на плечо и толкнул дверь. – Мне ещё в пару мест надо заскочить.
- Как знаешь, - парень пожал плечами, а я уже бежал по лестнице вниз.

Телефон мило напомнил о себе утренней смс’кой. От Дона.
«Прости! Вчера как пришел сразу лёг спать и не услышал телефон. Встретимся в колледже!))»
- Спал он, конечно! – кажется я напугал случайного прохожего. – Скотина…

Перед совместной с классом «Б» парой по тригонометрии я зашел в библиотеку за учебником по психологии – внезапно захотелось узнать как справляться с неконтролируемой злостью. Она как-то очень не вовремя образовалась. А я же никогда не считал себя истеричкой…
Как в воду глядел!
Около черного входа стояли Дон и Макс. Точнее стоял только Горький, Кихот бы прижат к стене качественным поцелуем и по его поведению точно было не сказать, что ему прям всё так не нравится и он весь из себя такой недовольный и вырывается.
Скрипнув зубами, я почти бегом направился к нужной аудитории.
Черт. Заметили…
Дон сразу начал возиться и отпихивать Макса, сбивчиво пытаясь ругаться.
- Дюма! – он бегом бросился следом, но я почти так же бегом скакнул вниз по лестнице. – Дюма, подожди! Ты всё не так понял!
Зачем? Зачем он это делает?!
- Постой! – он почти схватил меня за рукав рубашки, но я умею выворачиваться. – Макс – псих! Он сам меня зажал!
Это было последней каплей.
Я резко остановился.
- И вчера он сам к тебе пришёл, - я смотрел прямо в синие глаза, ещё вчера днём казавшиеся такими родными. – И конечно же заставлял тебя с ним трахаться, а кричал ты вовсе не от удовольствия.
Как-то даже приятно было видеть как вытягивается от удивления лицо парня.
- Никогда больше меня не трогай, - эта фраза далась мне очень легко, и я продолжил свой быстрый путь по лестнице.
- Дюма! – Дон опять бросился следом. – Да подожди же ты! Он в самом деле меня заставил!
Врун. Наглец. Мразь!
- Не подходи ко мне, - я прошипел это, даже не оборачиваясь.
- Это не то, о чём ты думаешь! – он упорно бежал следом.
- Не смей меня трогать! – я резко вырвал свою руку из его пальцев.
Вокруг внезапно образовалась какая-то странная тишина.
- Никогда больше не подходи ко мне, - я говорил почти шепотом, но слова гремели в коридоре.
- Этого не может быть! – Гамлет всплеснул руками, разбивая тишину.
И пользуясь создавшимся шумом и волнением, я быстро ускользнул сначала от аудитории, а потом вовсе из колледжа.
Душка и умняшка Дюма не будет прогуливать пары?
Ошибаетесь!
Я и так-то на них иногда не хожу, потому что лень нападает, но всё решается блестящими глазами и тихими, но жуткими рассказами о том, как заболел или отравился.
Сейчас же невыносимо хотелось курить. Аж щёки сводило!
Но проблема – я уже давно бросил и сигарет с собой не таскаю, а до магазина бежать… я скончаюсь от никотиновой комы!
В нос внезапно ударил горький, но дико соблазнительный запах.
Ну эврика же! В закутке между основным и лабораторным корпусами всегда тусит Наполеон со своей бандой.
Мне с высокой колокольни плевать на всю эту ораву придурков – сейчас я за сигарету душу продам.
- Нап, - без приветствий и извинений, - дай закурить, а?
- О, заботливый, - Политик сидел на ступеньках невысокой лестницы черного хода, - какими судьбами в наши края?
- Просто дай сигарету, - кажется у меня уже дёргается щека.
Один из шестёрок Наполеона почему-то очень быстро протянул мне пачку сигарет и зажигалку.
Ааа, манна небесная. Как же хорошо!
А сигареты-то очень даже ничего – не хрень из-за угла, элитные какие-то, судя по тому, что не дерёт горло. И крепкие. От двух хороших затяжек даже голова слегка закружилась.
- Хорошие сигареты, - я затушил окурок о стену, и щелчком заправского курильщика отправил его в урну, быстро удалившись.
- А не Дюма ли это из «А»? – пробормотал один из парней.
- Он самый, - Наполеон согласно кивнул, расплывшись в нехорошей улыбке.

После сигареты стало гораздо легче и яснее в голове.
Какие планы далее?
Первое и главное: пойти к Дону и забрать свои вещи и ключи.
Далее – отключить уже наконец телефон! А то он мне сейчас дыру в кармане провибрирует.
Не глядя удаляю все смс-сообщения и выключаю аппарат, сунув обратно в карман.
Третье: купить сигареты и зажигалку, а то мне грозит качественная ломка.

Выкурив три сигареты подряд, наконец-то обретаю способность связно мыслить и соображать. Начнём пожалуй выполнение списка дел – иду к Дону.
Зная дуала, я полностью уверен, что к себе домой он сейчас точно не нагрянет – если и будет искать, то где угодно, только не там где нужно. Так что спокойно и не торопясь направляемся к Дону.
Тихо открываю привычную дверь и захожу в квартиру. В нос почему-то ударяет незнакомый запах, будто я не был тут несколько лет. Быстро скидывая обувь и куртку и направляюсь в спальню. Не обращая внимания на хаос в комнате, быстро собираю свои вещи, аккуратно укладывая их в спортивную сумку, в которой их сюда и привёз.
Когда вещи были полностью собраны – даже книги и диски, душа запросила гадостей.
И духу моего тут не будет! – как однажды заявил Гамлет, выходя из общей душевой после физкультуры.
Гулять так гулять!
К черту сорвал все собственноручно купленные занавески, подушечки и бельё, выкинул цветы и всякие мелочи интерьера, даже салфетки с тумбочек.
- Да, я очень эмоциональный, - гордо произнёс я в пустоту, и вышел в коридор.
Там оделся, закинул рюкзак за спину, сумку на плечо, подхватил пакет с «мусором» и, кинув ключи на столик, вышел, хлопнув дверью.
Кинув объёмный пакет в дальний угол помойки, зашагал к себе.
Внутри было пусто, но очень легко. Будто избавился от чего-то обременяющего. А ведь я любил его. Очень любил.
Почему «любил»? Потому что я никогда не прощаю измен. Никогда. Правило по жизни: изменил – до свидания, пишите письма с дятлами.
И нет, я не истеричка. Просто, может быть, немного зацикленный.

Наконец-то я дома. Дома. У себя, а не у кого-то.
Здравствуй, родной бардак! Никогда не понимал себя – если живу один, то в бардаке и хаосе, но если в моём личном пространстве появляется кто-то его, то вокруг немедленно наводится чистота, порядок и становится нереально уютно.
Я, наверное, мазохист.
Немного убраться всё же пришлось – без меня тут стало пыльно и душно.
К обеду я уже спокойно сидел на кухне, гипнотизируя никак не закипающий чайник.
А я ведь не хотел так расставаться с Доном. Я вообще не хотел с ним расставаться. Всё же можно было решить и уладить. Я бы даже, возможно, поверил, что Макс и в самом деле его заставил, но эпизод у библиотеки меня добил. По натуре я очень терпеливый и спокойный, но до ручки лучше не доводить – сам себя потом пугаюсь.
- Да что ж ты, скотина такая, не закипаешь-то?! – чайник уже полчаса стоит на плите, но даже признаков кипения не подаёт.
Хм… Это, вроде бы, называют психозом. Ну а как ещё обозвать то, что жду пока закипит чайник на выключенной плите?
Таки поставив чайник на огонь вспоминаю, что телефон до сих пор выключен. А вдруг что-то интересное, а я не в курсе?
Снова сижу на кухне, мерно удаляя непрочитанные смс от Дона – ни слышать, ни видеть его не желаю. Так, пара сообщений от Есенина:
«Дюм!!! Немедленно отзовись!! Не смей делать глупостей!!!»
«Дюма!! Скажи где ты!! Если ты совершил самоубийство, то я найду и убью тебя!!!»
Логика железная. Набираем ответ:
«Есь, я дома и в полном порядке. Просто вспылил, со всеми бывает»
Хм. Даже от Гамлета:
«Дюма, как это вы так поссорились? Всё же так хорошо со стороны выглядело! Не надо рубить с плеча, идите мириться!»
Даже отвечать не буду.
Ооо, от самого товарища Горького сообщение.
«Да послушай же ты меня!!!!…..»
Бла-бла-бла, дальше читать не буду – и так ясно, что от Дона.
Номер Макса отправляется в чёрный список вслед за номером, который был в записной книжке под номером «1».
От Достоевского:
«Очень жаль, что так произошло. Может как-нибудь встретимся, да поговорим?»
Как же он мне нравится – никогда не говорит лишнего и всегда всё про всех знает.
«Что случилось, то случилось. Встретиться можно, но не сейчас»
От Гюго:
«Дюм! Не сходи с ума!! Дон места себе не находит – поговори с ним, и заканчивайте уже эту глупую ссору. Ты, кстати, мне должен – я сегодня один разбирался с программой освещения для карнавала»
Так, а вот лезть не в своё дело не стоит. Но за то, что он делал мою работу надо извиниться и поблагодарить.
«Извини, впредь буду внимательнее. С меня шоу-программа»
От Лондона:
«Вы реально поссорились?? А надолго??»
Ну тут и отнекиваться бесполезно уже: раз Гамлет слышал, то узнают все, а уж Джек – тем более.
«Мы расстались». Коротко и ясно.
И со смутно знакомого, но не записанного номера:
«С тебя должок – последней радости лишил».
Что-то я подвис. Кого и чего я лишал?
Сообщение не в манере Дона или Макса. Может кому-то нравилось наблюдать? Вздор! Ничего я ни кому не должен. Забиваю на сообщение, а телефон пискнул, оповещая о новом смс.
От Еся:
«С тобой точно всё в порядке??? Гам сказал, что ты в слезах убежал!!»
Нет, ну я понимаю, принц, красавица-умница-спортсменка и сплетник, но не до такой же степени!!
«Гамлет как обычно преувеличивает. Всё правда в порядке. Не переживай. И постарайтесь больше не опаздывать на пары – тогда не будешь пропускать самое интересное))».
Чайник засвистел, и можно было приступать к чаю.
Я потянулся к шкафчику и вдруг понял, что по привычке держу в руках две чашки.
Я схожу с ума.
Благо сегодня пятница и выходные можно будет отсидеться дома за книжкой по психоанализу. Но только внутри я почему-то совершенно уверен, что покоя мне никто не даст.
Так и произошло.
В конце дня, когда я уже со всеми удобствами устроился в кресле с книгой и читал про пути выявления внутренних проблем, зазвонил мобильный.
- Жуков? – дисплей не врал, звонил действительно агрессор, и я машинально ткнул кнопку. – Алло.
- Что ты сделал Напу? – как это в духе Жука – без прелюдий, сразу к действиям.
- Я? Напу? – мозг опять выполнил команду «выкл». – Ничего я ему не делал.
- А то-то он ходит злой как чёрт и рычит, что это ты виноват, - от слов Полководца всё внутри похолодело – да что же я на самом деле мог ему сделать? – Ты точно ничего сгоряча ему не сказал?
- Да блин, говорю же, что нет, - ну вот почему агрессоры такие упёртые? – Я у него только закурить попросил.
- Ты что, куришь?! – Жуков рявкнул в трубку так, что я едва не выронил телефон. – Но сейчас не об этом! Сигарету значит… Дюма, если Нап тебя убьёт, то вини во всём Минздрав - он тебя во время не предупредил.
И отключился.
Меня пробрал нервный смех – я знал, что курить вредно, но не настолько же!
Зато я теперь знаю, кто послал то смс-сообщение.
Так, Дюма, спокойно! Ничего Наполеон тебе не сделает, ибо отсутствие сигарет это не повод для убийства! Ну… Не такой уж и серьёзный повод для убийства, скажем так.
Все проблемы в мире решаемы! Меня как всегда осеняет с опозданием… Просто отдам ему в понедельник пачку таких же сигарет – всё гениальное просто.

До вечера я ходил успокоенный этой мыслью, вечером меня начало потряхивать от осознания того, что Наполеон это Наполеон и хрен знает, что у него в голове кроме поистине гениальных мозгов.
В итоге до утра я не мог заснуть, полностью уверенный в том, что Нап меня таки убьёт, а перед этим ещё и прилюдно надругается. За сими позитивными мыслями меня таки срубило.

В субботу меня распараноило до такой степени, что все выходные я боялся выходить из дома, боясь что наполеоновская банда устроит мне темную, и даже к окнам не подходил – ну блин, а вдруг снайпер?
Это всё моя паранойя, я точно знаю. Но лучше перестраховаться – всё-таки это Наполеон.
К середине субботы телефон начал разрываться от звонков и смс, но после пятого приглашения «погулять, поговорить о всяком» я предусмотрительно выключил телефон, избавляясь хотя бы от одной проблемы.
За выходные я успел убрать всю квартиру, сделать незначительную перестановку, снова убраться, переклеить в коридоре обои, ещё раз убраться и перемыть всю посуду. Нервы они такие…

В понедельник я проснулся ни свет, ни заря и едва ли не бегом поспешил в колледж. Боюсь опоздать? Нет, я редко куда опаздываю, просто до сих пор колотило от мысли, что я перешел дорогу Наполеону. Бояться я его не боюсь – помнится даже один раз сцепились из-за какого-то пустяка, обеими квадрами разнимали – я боюсь того, что он может со мной сделать. Побаиваюсь точнее.
Первые две пары прошли на удивление спокойно – никто меня убивать не собирался и Напа нигде видно не было, только постоянно приставали с утешениями, хотя с такой паранойей я и сам как-то забыл, что с дуалом расстался.
К обеду я окончательно успокоился, но не тут-то было!
Только я увильнул из-под четкого контроля Гюго, как меня аккуратно взяли за плечи и повели в известный закуток между корпусами.
Я уже мысленно составил завещание, когда крепкая хватка на плечах исчезла и меня, кажется, оставили в покои.
- Здравствуй, Посредник, - никогда не видел Наполеона таким мрачным.
- Привет… - от нервозности даже махнуть рукой нормально не получилось.
- Ты долг отдавать собираешься? – на меня в упор пялилась пара золотисто-янтарных глаз.
- Сигареты? – благо мозг в стрессовых ситуациях ещё никогда не отказывал до конца.
С души камень свалился, когда Политик утвердительно кивнул.
Мозги пусть и не до конца отключились, но то, что у Напа правая рука в гипсе я заметил только тогда, когда он неуклюже попытался убрать с новой пачки плёнку.
- Давай уже, - машинально отобрал у него сигареты, убирая защитную плёнку и открывая пачку.
Зажигалку я у него тоже отобрал – неужели так сложно купить автоматическую?!
Внутри всё практически успокоилось, когда агрессор глубоко затянулся, блаженно улыбаясь.
Пока Нап курил две подряд сигареты, я стоял прислонившись плечом к стене, по причине того, что проход обратно мне загородили «двое из ларца».
- Так, - парень выкинул окурок, - за сигареты ты расплатился.
Уже лучше.
- А вот за сломанную руку будешь расплачиваться натурой.
Земля поплыла из-под ног.
Я знал. Я знал, что именно этим всё и закончится!
- Спокойно, заботливый, - Наполеон махнул рукой. – Ты, конечно, с виду ничего, но я не об этом.
Слегка краснею от мысли о том, что я всё же озабоченный…
- Руку я сломал по твоей вине, поэтому сойдёшь в качестве домработницы, пока она не заживёт, - заявил Политик.
- Чего-чего? – вся нервозность тут же отступила под натиском бурлящей злости. – Из-за меня? Каким это образом?! Без сигарет стал тупым и не заметил лестницу что ли?!
Я его сейчас убью!
- В части лестницы ты прав, - уверенно кивнул агрессор.
- А?.. – злость с шипением заливаемого водой огня исчезла.
- Слетел с лестницы, - полностью подтверждая мою эмоциональную тираду. – А поскольку последнюю сигарету, из-за отсутствия которой всё и произошло, взял ты – ты и будешь компенсировать мою некоторую ограниченностью в действиях.
- И что, и конспекты тоже? – сам не понял, как кивнул в знак согласия.
- Ну если ты сам предлагаешь, то и конспекты тоже.
Вот она! Вот она причина, по которой я ему в тот раз двинул по морде! Эта широкая улыбка от осознания того, что ты король мира и всё и вся у твоих ног.
По-моему у меня уже рефлекс выработался. Кулак сам полетел к цели под кодовым названием «наглая морда».
А вот как это кисть так резко оказалась вывернута почти к лопатке и почему стена вдруг оказалась под щекой я не понимал секунды три. Потом дошло – мы же тут не одни…
- Будешь сопротивляться или расскажешь кому-нибудь о нашей маленькой сделке – будешь отрабатывать именно так, как ты и подумал, - Политик улыбнулся ещё шире, и меня силком утащили к зданию колледжа.
- Это ключи, адрес и список любимых блюд, - мне у руки пихнули связку ключей и бумажку. – И не вздумай свалить.
С этими словами меня оставили одного.
- Ага, бегу и спотыкаюсь, - тут же забив на случившийся разговор, машинально сунул ключи и скомканную уже бумажку в карман и вернулся в колледж. Обед я, конечно же, пропустил…

Последнюю пару отменили из-за отсутствия преподавателя, но оно и к лучшему – Дон начал меня раздражать.
- Дюма, послушай, - он специально отловил меня в людном месте, прекрасно зная, что открытые скандалы я не люблю. – Ну прости меня, а?
- Нет, - спокойно и с улыбкой, - не прощу.
- Но почему? – инфантил по-прежнему крепко держал меня за запястье.
- Потому что ты мне изменил, - так же мягко улыбаясь, вызывая у дуала ступор.
- Ты понимаешь, что сам себя мучаешь? – мне с большим трудом удаётся сохранять спокойное выражение лица и полуулыбку. – Ревновать к Максу просто глупо.
В горле застрял ком.
- Это ты меня мучаешь, - голос стал немного тише. – Ревновать к Горькому… Нет, Дон. Я не ревную. Не к кому – я же ничем не хуже него, и ты сам это знаешь. Просто обидно и противно. Поэтому, пожалуйста, не трогай меня больше.
- Но… - Дон не успел снова перехватить мою руку.
- Никаких «но», Дон Кихот, - снова мягко улыбаюсь, хлопая его по плечу и выруливая в коридор, обходя шепчущихся однокурсников.

Вот теперь в груди начало болеть. Всё будто сжалось единым спазмом, не давая нормально вздохнуть. Хотя наверное оно мне на руку – будь воздух в лёгких я бы сейчас впал в истерику.
Сунул руку в карман, пытаясь найти телефон, но пальцы наткнулись на лишнюю связку ключей и измятую до состояния салфетки бумагу.
Глаза машинально пробежались по строке адреса и списку блюд, который гласил, что «ем всё, но не слишком солёное».
- Ну сложно мне что ли? – я только пожал плечами, отправляясь по указанному адресу.
Всё-таки я вспылил – руку-то он именно из-за меня сломал, что мне стоит пару недель похлопотать по дому?

Как и следовало ожидать – богатый район, красивые дома, ухоженные дворы.
Нужный дом нашелся с трудом, всё хоть и радует глаз, но больно уж они одинаковые…
Наконец-то отыскав дом и парадную, зашел внутрь, не обращая ни на что внимания – внутри болело всё сильнее и сильнее. Но я и не такое стерпеть могу.
Просторная светлая квартира, всё прибрано и вымыто – нафиг ему я?
Готовка не заняла и часа, я же не на ораву матросов готовлю. Решив не мучить травмированную руку Напа я сразу разложил всё по тарелкам, и убрал за собой.
По моим расчетам хозяин квартиры вернется где-то через, так что меня здесь ничего не держит.

Сам не понял как оказался дома. Просто оказался, разделся и упал спать.

Утро не принесло ничего хорошего – в груди всё ещё ныло. Противно, уныло и больно.
В колледже натянул на лицо привычную нежную улыбку, пряча обиду. И почти со всеми этот финт прокатывает. Достоевский в понятие «все» не входит.
Он аккуратно взял меня под локоть и отвёл в сторону.
- Как ты? – у Гуманиста очень умные зелёные глаза, которые всегда смотрят сквозь все маски, всегда видят то, что скрыто от посторонних.
- Противно как-то… - тут и скрывать нечего. – Разве я такое дерьмо, чтобы от меня к этому садисту сбегать?
Так-так-так! Надо успокоиться, не хватало тут истерик ещё закатывать.
- Дюма, - он дёргает меня за локоть, усаживая рядом с собой на скамейку, - ты это ты, и ты просто чудо, а Дон… Дон он такой какое есть. Неужели ты будешь винить его за то, что он по жизни непостоянный?
- Нет, - я вздохнул, опираясь спиной на холодную стену. – Просто противно…
- Всё обязательно пройдёт, - Достоевский так красиво улыбается, засмотреться можно. – Ты только не расклеивайся совсем.
- Конечно всё пройдёт, - я улыбаюсь более уверенно, вставая. – Пошли в столовую что ли сходим? А то аж на паре стыдно сидеть было – желудок раненым кабаном воет…
- С меня тогда обед, - инфантил улыбается, мягко взяв меня за руку и потащив в столовую.

После колледжа снова иду к Наполеону.
На кухне меня ждёт немытая, но хотя бы замоченная, посуда в раковине и записка
«Хуёвый из тебя повар, Дюма» - я уже мысленно видел содержание блокнотного листа, магнитом-яблочком приделанного к дверце холодильника.
Не, это сокол из меня хреновый.
«Спасибо за ужин», - видно, что писалось с трудом. Даже как-то стыдно стало, что из-за такой ерунды как ужин Политик шевелил больной рукой. Или совершенствовал навыки письма левой рукой.
Покончив с ужином и накрыв обе тарелки пластиковым колпаком, вымыл посуду и прошелся по квартире, разбирая и вешая по местам вещи и заправляя кровать.

В таком неспешном темпе проходили дни и недели. Я готовил, убирался, поливал цветы и занимался стиркой. Наполеон никогда не присутствовал в квартире, когда там находился я, но каждый вечер на холодильник была приделана новая записка с благодарностью или сдержанной похвалой.
Так же раз в два дня на кухонном столе меня ждали несколько листов с копиями конспектов Бальзака. Ну и почерк скажу я вам… Но хотя бы было, чем заняться скучными вечерами дома.

Прошел почти месяц с начала нашей сделки. Выполнение оной меня нисколько не тяготило, я даже привык.
Но в один из вечеров, когда я привычно готовил ужин, ключ в замке тихо повернулся, впуская кого-то в прихожую.
Я был неприятно удивлён столь ранним приходом хозяина квартиры, но это оказался не он.
- Посредник? – сухой скучающий голос Бальзака заставил меня вздрогнуть, роняя неочищенную картофелину в раковину.
- Здравствуй, Критик, - вновь вылавливая корнеплод из воды, продолжив его чистку.
- Что ты тут делаешь? – тихий звук отодвигаемого стула за спиной и шорох листов конспекта.
Я почему-то уставился на нож в руке. По-моему очевидно.
- Картошку чищу, - вполне явный ответ.
- Дюма, не пытайся сделать из меня идиота, - голос Бальзака просто сочился презрением. – Что ты делаешь в квартире Наполеона?
- А по мне не видно? – всё-таки разворачиваюсь к нему лицом, разводя руками.
Картина маслом просто – стоит значит Дюма, брюки со стрелкой, домашняя футболка (верх формы висит в коридоре на плечиках), фартук, закрывающий ноги до колена, в одной руке нож, в другой – наполовину очищенная картофелина.
- Видно, - кивает Баль, проходясь по мне холодным взглядом. – Я конечно знал, что заботливые тупые, но чтобы настолько…
Критик предусмотрительно замолкает, когда нож в моей руке поворачивается лезвием вниз.
- Поступим значит проще, - он лёгким движением закидывает ногу на ногу, сцепляя пальцы в замок. – Как ты попал в эту квартиру и почему ты до сих пор тут находишься?
- Я просто пришел приготовить Наполеону ужин, потому что он попросил, - снова возвращаясь к несчастной картошке. – Ключи он дал мне сам.
- Посредник, - Бальзак опять начинает фонтанировать недовольством, - я знаю, что ты превосходно врёшь, но сейчас этот фокус не пройдёт. Говори – как и зачем?
Я с досады хлопнул себя ладонью, точнее картофелиной, по лбу. Больно…
- Сюда я залетел через неплотно закрытое окно, чего дожидался аж сотню лет, выслеживая Напа с крыши соседнего дома, украл все ценные вещи, закинул в свой розовый танк, что летает за окном, но вылезая, сломал крыло на заднице. А сейчас готовлю ужин, чтобы набраться сил и ускорить регенерацию любимого из пяти крыльев, иначе меня не пустят в моё родной королевство розовых фей-утконосов, где я третья дочь второй половины королевы, - такого бреда я не нёс, наверное, с того раза, когда объяснял вдрызг пьяному Дону, что он не у себя дома, а в стране гоблинов, где боготворят голых спящих изобретателей.
Кажется Критик на долю секунду поверил, краем глаза глянув в окно, а не летает ли там на самом деле розовый танк. Чего уж тут! Я и сам почти поверил в то, что сказал – так вдохновенно врал.
- Ты придурок, - почти каркнул Бальзак.
- Не придурок, а моя личная розовая фея-утконос, - появление мокрого как мышь Наполеона напугало примерно так же, как если бы я на самом деле сломал любимое крыло, будучи феей.
- А если серьёзно? – всё-таки у Бальзака чувство юмора отсутствует, как, наверное, и мышцы, улыбающие губы.
- Баль, ну он серьёзно готовит ужин, потому что я его попросил, - Политик плюхнулся на другой стул, откидывая насквозь промокшую куртку на подоконник. – Он, кстати, скоро?
- Нет, - честно признался я, потому что по моим расчётам на готовку у меня были добрых полтора часа.
На лице Наполеона мгновенно нарисовалось выражение вселенской скорби и несчастья.
- Ты… - я растерялся, - просто рано пришел… Я не думал, что ты так рано…
Ну вот, начал заикаться от нервов.
- Тогда занимайся своим делом, а нам надо поговорить, - Критик встал и кивком позвал Наполеона за собой.
Я даже рот открыл от такой наглости. Я? Своим делом?!
- Сам занимайся, - я кинул картофелину и нож в раковину, сорвал с себя фартук и ушел в коридор, быстро натягивая кроссовки и курку, небрежно кинув рубашку и жилетку в рюкзак.
- Истеричка, - бросил мне вслед инфантил.
- Не, это просто ты сволочь, - вздохнул Нап, провожая меня взглядом. – И я остался без ужина.
- Да ладно тебе, - Баль хлопнул его по плечу, - пошли, приготовлю. Не оставлять же лучшего друга голодным. И вообще иди переодеваться – мокрый до нитки же!

Бальзак – УГ.
Эта мысль прочно обосновалась у меня в голове пока я брёл домой под проливным дождём. Как обычно без зонта.
Хотя… Нет, просто это я истеричка.
Баль на самом деле очень умный и серьёзный и глубоко-глубоко внутри я его уважаю за хладнокровие и спокойствие. Но иногда мне хочется его убить.
«Занимайся своим делом», - эта фраза всё никак не выпадала у меня из головы.
Неужели в представлении остальных ТИМ’ов я на самом деле выгляжу примерной домохозяйкой? Обидно между прочим – я же не такой. Я всего лишь пытаюсь сделать, чтобы другим вокруг меня было хорошо…
Подождите! А я же и в самом деле веду себя как мамочка. Боже! Я хочу умереть…

- Дюма-а-а-а! – радостный голос Еся из телефона в конец убил мой внутренний запас эндорфина.
- Что? – я иногда себе такой мразью кажусь – ну вот взял и убил ребёнку хорошее настроение своим простуженным гнусавым голосом.
- А ты болеешь что ли? – настроения Есенина меняется как погода в Лондоне.
- Ага, - голос совсем хриплый и мне больно говорить.
- За тебя преподаватели волнуются, - ну вот глядите! Настроение Лирика поменялось уже три раза! – Да и мы тоже.
- Скажи Жуку, что со мной всё в порядке – потемпературю и пройдёт, - из-за заложенности носа нещадно болела голова.
- Да Жукову всё до лампочки, сухарь чёрствый, блин, - Есь раздраженно фыркнул. – Я не про него – я вообще! Все беспокоимся.
- Всё правда в порядке, - тут и стараться даже не надо, чтобы голос звучал бодрее. – Спасибо за заботу.
- А хочешь я зайду и помогу по дому? – виктим аж через телефонную сеть умудрялся сверкать.
- Нет, спасибо, - ответил я раньше, чем мозг успел сформировать картину погрома, которая случилась бы пусти я воодушевлённого Есенина на кухню, готовить больному обед. – Я не настолько болен.
- Ну как знаешь, - мне повезло, что Есь не умеет долго обижаться. – Тогда скорее выздоравливай, а то без тебя скучно.
- Хорошо, обязательно, - клятвенно заверил я, попрощавшись и отключаясь.
На самом деле я не хочу выздоравливать.
Нет, не потому что мне нравится болеть – мне это отнюдь не нравится, просто так легче. Спишь себе целыми днями, никто тебя не трогает и не дёргает. Тепло, сухо и мухи не кусают как говорится. Из кровати правда только голод пару раз в день выгоняет. И всё-таки иногда надо пить лекарства – смерть от простуды пока в мои планы не входит.

Господи боже мой!!! Простуженный мозг просто взорвало дверным звонком. Аж в голове теперь звенит. Нет, никуда я не пойду. Не вылезу из кровати и дверь никому открывать не буду!
Но меня продолжали методично насиловать звонком в уши.
- Да иду я, блядь! – выскакиваю из кровати и тут же жалею об этом, сидя на полу и постепенно ощущая боль в коленях и правом локте. – Иду…
Минуты две, которые я шатался к двери, звонок не замолкал.
Мне уже было плевать кто там, хоть королева Елизавета – обматерю и выставлю вон.
- Какого хуя?! – распахиваю дверь и едва не улетаю на лестничную площадку по инерции.
- Тебе правда интересно? – на пороге стоит Наполеон и пакостно лыбится.
- Вон! – захлопываю дверь.
Точнее пытаюсь захлопнуть. Но Нап быстро выставил между дверью и косяком армированный нос сапога, потом колено, а потом и весь полностью просочился в квартиру.
- Гуманитарная помощь! – от его голоса в голове звенит ещё сильнее.
- Ча? – порываюсь не падать в обморок от перенапряжения.
- Нича, - неожиданно Политик хватает меня поперёк талии, закидывает себе на плечо и тащит на кухню под аккомпанемент всего известного мне мата.
- Аыыы… - натурально хватаюсь за голову, когда меня как мешок с картошкой скинули на стул.
- Сильно болеешь? – агрессор поставил магазинный пакет на стол.
- Нет, - от головной боли даже слёзы по щекам потекли.
- Эй, заботливый, ты чего? – Нап неожиданно обеспокоено реагирует на этот болевой рефлекс. – Так больно?
- Просто резко, - держусь за голову, пытаясь абстрагироваться от звенящей боли.
- Ты это… - он вдруг приседает напротив меня на корточки и кладёт руку на колено, - не злись только.
- Я не злюсь, - я честно кивнул, вытирая щеки и открывать покрасневшие глаза. – Правда.
- Тогда показывай где у тебя посуда, - Наполеон решительно подскочил, и принялся изучать кухню.
- Зачем? – я всё ещё искренне надеюсь на то, что я просто неправильно всё понял и Нап не собирается готовить мне обед.
- Ну жрать тебе готовить, - парень по привычке кинул куртку на подоконник, кажется сломав одну орхидею.
Я хочу умереть. Немедленно!

После такой готовки кухню я буду убирать о-о-очень долго…
Вот разбитая тарелка, вот разбитое яйцо, масло разлито, сахар рассыпан, и вот ещё моя любимая деревянная лопатка сломана. А плиту я наверное полдня от этого оттирать буду.
Спросите почему я сижу на стуле и спокойно всё это допускаю? Очень просто – мне пригрозили ножом. Вот так-то.
Пока я сидел и разглядывал некогда любимую, а ныне сломанную у корня Маздовалию, Наполеон подозрительно затих.
С чего бы?
Я повернулся, задумчиво уставившись на агрессора.
Тот агрессивным сейчас не выглядел – даже наоборот, какой-то расстроенный и обиженный.
Взгляд запоздало скользнул по его рукам.
- Нап!! – я вскочил со стула, хватаясь за край стола, чтобы не упасть. – Сейчас аптечку принесу!
Я вида крови не боюсь, но просто её так много было…
В панике никогда ничего не получается. Вот и на этот раз лекарства и бинты назло валились из рук и куда-то укатывались.
- Дюма! Да не беспокойся ты так – царапина же!
- Царапина, конечно… - бурчу, кое-как складывая лекарства обратно в аптечку.
- Садись, - более-менее успокоившись, киваю на стул.
Политик послушно садится на стул, но салфетку от руки пока не отнимает.
- И снова правая рука… - парень грустно вздыхает, глядя в аптечку.
- После перелома-то сильно болит? – убираю от его руки окровавленную салфетку, тут же обрабатывая перекисью.
- Не, - Нап отмахивается свободной рукой, внимательно наблюдая за моими манипуляциями.
Нервирует, знаете ли.
- Это хорошо, - ранка на самом деле оказалась пустяковой, но перевязать всё же следует.
- Вот же интересно, - Наполеон внимательно разглядывает маленький бантик из бинта под своим запястьем. – Как тебя вижу, так страдает правая рука.
- Ну уж извини, - я только пожимаю плечами, выбрасывая мусор и убирая все лекарства обратно. – Значит так, - поворачиваюсь, - пару дней не напрягать и старайся не мочить.
- Не мочить? – Политик даже подскакивает. – А дрочить как?!
Боже, я иногда просто поражаюсь его прямолинейности.
- Левой рукой, солнышко, - улыбаюсь как можно милее, и иду убирать аптечку на место.
Точнее собираюсь идти.
- Может снова поможешь? – голос Напа звучит совсем у уха, и только его рука, обвившаяся вокруг талии, удерживает меня от поцелуя со стеной.
- Эй, руки убери! – мне не противно, даже скорее наоборот, но как-то неловко и ужасно стыдно. Перед кем – не знаю.
- Если уберу, то ты упадёшь, - и снова он чертовски прав, так как ноги меня совсем не держат.
- Не упаду, - для наглядности упираюсь рукой в стол, но агрессор только плотнее прижимается ко мне со спины, и что-то как-то мне жарковато становится. И отнюдь не от простуды.
- Так свалю, - и вот тут-то мне стало страшновато.
- Не трогай меня! – сам не понял как вывернулся от его хватки, отскакивая к стене, вжавшись в неё спиной.
- Почему? – Наполеон заинтересованно склонил голову к плечу. – Я тебе противен?
- Нет, - лучше бы я сначала думал, а потом говорил. – Но не стоит.
- Почему? – его настойчивость начинает пробиваться через щит «недотрога».
- Потому что есть Бальзак, - Дюма, ты безнадёжен.
- И? У тебя вот Достоевский есть, - он даже усмехается при виде моего, наверняка, по-дурацки удивлённого лица.
- А он тут при чём? – мы с Гуманистом вообще просто друзья.
- При том, что Баль мой лучший друг, - Наполеон опять оказался совсем рядом.
- Эээ… - очень! Мегаглубокомысленно просто получилось!
- Быть дуалами не значит быть любовниками, - я даже его дыхание уже чувствую. – А чтобы быть любовниками не обязательно быть дуалами. Верно же?
Мысли судорожно щелкают в мозгу.
Как-то раз мы разговаривали с Доном на тему дуальности и любви. Беседа пришла к тому, что соционика определяет лишь тип личности, а любовь это уже дело природы. И тут Политик оказался прав. Обидно даже.
- Верно, - хотел сказать одно, а вырвалось вот это.
- И поэтому…
Не буду врать – я серьёзно хотел ответить на прикосновение горячих, сухих и пахнущих дорогим табаком губ, но я же Дюма.
- Я простужен, - осторожно отодвигая от себя Наполеона.
- Ну значит продолжим, когда выздоровеешь! – жизнерадостно заявил Нап.
Как же он легко может вывести меня из себя!
Через минуту парень уже сидел на лестничной площадке и потирал ушибленный зад.
- Что за народ… - Наполеон встал, отряхнулся и, закурив, просиял божественной гордостью и удалился восвояси.
А что осталось мне? Загаженная кухня, сломанная орхидея и стояк. Классно!

Ко всем моим несчастьям, типа быстро отступающей простуды, прибавился ещё и Политик, заимевший привычку заваливаться ко мне после колледжа.
- Тебя дома что ли не кормят? – ужин вместе уже вошел в традицию.
- Я живу один и мне лень готовить, - фыркнул Нап, накручивая спагетти на вилку. – К тому же ты видел результаты моего кулинарного творчества.
- Видел и даже пробовал, - я кивнул, - и между прочим было очень вкусно.
Тут я не врал. Хрень, которую приготовил Наполеон, выглядела как макаронно-мясное месиво в добавок ещё и с картошкой, но на вкус была очень даже.
Если я желал увидеть смущенного Политика, то этому желанию сбыться не дано. Нап просиял довольной улыбкой и вернулся к макаронам.

- Я зайду завтра? – рыжий как обычно прижал меня в коридоре, вклинивая колено между ног и щекотно шепча в шею.
- Ты зайдёшь даже если я скажу «нет», - я уже не вижу ничего ужасного в том, чтобы прижаться к нему и обнять за плечи.
- Тогда до завтра, - почти прорычал агрессор, припечатывая мои губы почти болезненным поцелуем.
Вот этого я никак не ожидал. А ещё не ожидал, что отвечу с такой жадностью, прижимаясь к нему всем телом, запуская руки в жесткие волосы и требовательно прикусывая горьковатые губы.
- Выметайся, - голос совсем сел от возбуждения.
- Я до тебя ещё доберусь, - прохрипел Наполеон, снова коротко целуя в губы и почти выбегая за дверь.
- И ведь доберётся… - я едва смог отдышаться, сидя на полу, прислонившись спиной к входной двери.

- Непременно доберусь, - Нап жадно затягивался горьким дымом, опершись спиной на дверь уже почти что родной квартиры.

Общение с Наполеоном не идёт на пользу моему поведению. Это замечаю не только я.
Мы с Гамлетом всего на всего стояли у ворот колледжа и курили: я ждал Доста, Гамлет – Баля.
Не ожидали, да? Сам в шоке был. Первые минут десять. Потом напало облегчение, что к Напу он таки никакого отношения не имеет. А потом началась мысленная истерика на тему, что я уже считаю агрессора своей собственностью. Впрочем сеанс самобичеванию мне безбожно прервали.
- Курить на территории колледжа запрещено, - я, признаться честно, едва не отскочил метра на два от возникшего Серым кардиналом Макса.
Гам поспешно затушил сигарету и выбросил в урну, показав Главе совета пустые руки.
- К тебе это не относится? – Горький развернулся ко мне, но я уже был на полпути в Рай от осознания великой истины.
- Относится, - я согласно кивнул, выдыхая сизый дым.
- И? – парень вопросительно изогнул тонкую строгую бровь, а в глазах сверкнула наверное сталь.
Но сейчас мне было на него глубоко параллельно, что и я подтвердил красноречивым взглядом вниз. Максим проделал то же самое, и на его виске вздулась вена.
Да-да, территорию колледжа и меня разделяла буквально пара сантиметров.
Мне было бы плевать на этот факт, но Горький на то и Инспектор, что соблюдает ВСЕ правила.
- Это тебе с рук не сойдёт, - отчеканил Макс и удалился.
- Дюма, ты сошёл с ума… - пробормотал Наставник, провожая Главу студсовета взглядом.
- Да сам в шоке… - я задумчиво бросил не затушенную сигарету в урну.
- Это отсутствие Дона так сказывается?
- Нет, - причину я и так прекрасно знал. – Это не отсутствие Дона, а присутствие Напа.
- Так значит Джек не врал?! – Гамлет аж подпрыгнул, сверкая энтузиазмом как следует меня расспросить.
- На счет чего? – как Бальзак умудряется так вот неожиданно появляться?
- Да ёб…! – вполне однозначная реакция в два голоса и две пары шокированных глаз.
- На счёт Дюмы и Наполеона! – Гам тут же прилип к руке Критика и наградил его дразнящим поцелуем в уголок тонких губ.
- Джек никогда не врёт со свежими новостями, - Баль сгрёб Гамлета в охапку. – Развлекайтесь, дети мои.
- А? – наблюдая за удаляющимися.
- Бэ, - раздалось над ухом, от чего я таки вскрикнул, отскакивая от довольного произведённым эффектом Наполеона.
- Обалдел что ли так подкрадываться?!
- Ты скажи, что не ждал меня и не рад видеть, - Политик уже сцапал меня за руку и потащил куда-то.
- Так Достоевский же! – я порывался отскочить обратно.
- Штирлиц сказал, что тот сегодня страшно занят, - не терпя возражения заявил Нап, таща меня как собачку на поводке.
- А чем? – я едва не бегом следовал за рыжим.
- А тем же чем и мы сейчас, - Наполеон был страшно чем-то доволен и мне это не говорило ничего хорошего.
А уж от того, что я представил как обычно не вовремя в красках уши и вовсе покраснели.

- И как только Лондон это увидел? – Гуманист и Администратор сидели на крыше колледжа, наблюдая за расходящимися по домам студентами.
- По-моему это только слепой не увидит, - Достоевский прикрыл глаза, проводя розой по своей щеке.
- Хотя ты прав, - Штирлиц, нежно провел рукой по мягким волосам дуала, устроившего голову на его плече, - так Посредника мог испортить только Наполеон.
- Я думаю это им обоим на пользу будет, - нежные лепестки розы прошлись по не менее нежным губам инфантила.
- Всё может быть, - ни одна роза не может соперничать со Штирлицем.

- А мы куда? – я с очень большим сомнением разглядывал билетик на пригородный поезд.
- Надо, - в который уже раз бросил Наполеон. Более развёрнутого ответа я от него не добился.
Так, это точно не к нему домой и не ко мне.
Боже… Он хочет убить меня и закопать в лесу! Между прочим обидно – я хотел умереть от старости. Ну или хотя бы от шальной пули. Не судьба значит. Прощай жизнь, прощай учёба, прощай дом, прощ…
Нап втащил меня в электричку и пихнул на сиденье к окну, садясь рядом и предусмотрительно вставляя наушники в уши, пресекая мой трёп на корню.
Мало того, что меня как послушную девицу затащили в поезд, так я ещё и прослушал куда мы едем! Блеск.
Ехали мы долго. Очень. Солнце уже начало садиться, когда агрессор наконец-то зашевелился и опять за руку вывел меня на платформу. За что ему спасибо, кстати – за эту поездку я себе отсидел всё, что только возможно.
- Давай на чистоту, - мы шли по просёлочной дороге, а Нап всё ещё держал меня за руку, - ты сейчас меня убьешь и закопаешь, так?
- Угу, - парень согласно кивнул, всматриваясь в даль.
- Отлично, - аняня, я сошел с ума. Какая жалость… - Только давай убьешь с одного удара?
- Без проблем, - мы поднялись на какой-то холм, потом зашли в лес. Я уже сам держал Наполеона за руку, боясь потерять его из виду.
- Всё, - объявил Политик, останавливаясь и осматриваясь.
- Убивать будешь?..
- Да, - Нап согласно кивнул, - поэтому закрывай глаза и давай мне руки.
Прощайте любимые родители и кошка Марфа.
Я послушно закрыл глаза и вытянул руки вперёд.
Но вместо ожидаемых наручников или хотя бы верёвки на запястья легли горячие ладони агрессора.
- Давай, пару шагов вперёд и садись, - Наполеон осторожно провёл меня несколько метров и усадил на траву. – Можешь открыть глаза.
Я ожидал увидеть дуло ружья. Но никак не это.
Я сидел на высоком обрыве у озера, в зеркальной глади воды отражалось алое пламя заката, а солнце уже почти скрылось за неровной кромкой горизонта.
- Нравится? – усмехнулся Наполеон, усаживаясь рядом.
Безумно красиво. Это настолько прекрасно, что захватывает дух и пережимает горло, не давая ни вдохнуть, ни сказать хоть слово.
Я во все глаза смотреть вдаль и вокруг. Это самой великолепное место, в котором я когда-либо был.
- Спасибо, - горло наконец-то немного отпустило, но получилось всё равно сдавленно и хрипло.
- Да не за что, - Нап махнул рукой, тоже всматриваясь в рыжую полоску за лесом, которая осталась от солнца. – Это только начало представления.
У меня уже просто мозг не мог представить, что же может быть прекраснее.
Но парень не стал ничего объяснять, просто взял за шкирку и увалил спиной на траву, растягиваясь рядом.
- Гляди, - он указал на уже чёрное небо, на котором начали рассыпаться звёзды. – Скоро начнётся.
- Что начнётся? – я внимательно рассматривал небосвод на предмет обнаружения летающей тарелки или может даже феникса.
Но внезапно небо будто расколола надвое падающая звезда.
Из горла вырвался позорный, словно девчачий «ох».
Политик только усмехнулся, закладывая руки за голову и продолжая наблюдение за падающими звёздами, всё чаще чиркающими по небу.
Не хватало глаз, чтобы поймать взглядом всё ночное представление. Звёзды всё сыпались и сыпались, превращаясь уже почти в метеоритную бурю. В животе всё сжалось в один клубок от страха, что вот-вот один болид таки не поддастся атмосфере и грохнет о Землю, устроив где-нибудь локальный Армагеддон, но душа пела от восторга, радуясь каждому мгновению созерцания этого чуда природы.
- Ых… - неожиданно из горла вырвался всхлип, и только тут я почувствовал, что по вискам катятся горячие капли и затекают в уши, противно щекоча.
- Дюма? – Наполеон приподнялся на локте.
- Зачем… – я тут же закрыл лицо руками, глухо всхлипывая, - зачем ты меня сюда притащил?..
- Просто хотел сделать тебе приятное… - голос агрессора звучал обеспокоено и немного неуверенно.
Блин, в голове не укладывается почему Политик так со мной носится. Что я ему сделал или что во мне такого?
- Спасибо… - вроде немного отпустило. – Правда спасибо. Это просто прекрасно.
Я вытер лицо рукавом рубашки, снова глядя в небо, продолжаемое освещаться сверкающими линиями.
- Тогда не реви, - Нап кивнул и снова упал рядом, потягиваясь с довольным рычанием.
- Я не реву, - получилось гнусаво.
- Вот и не реви дальше, - вот так и хочется хорошенько ему вмазать!
Но вместо этого сажусь ровно, чтобы разложило нос.
- Ну, Дюм, - Политик тоже сел ровно, по-хозяйски обнимая меня за плечи, - чего ты опять?
- Я? – глаза уже почти сухие, так что в золотистые глаза вполне можно взглянуть. – Ничего, просто впервые вижу такую красоту.
Ненавязчиво пытаюсь вывернуться из-под его руки, но агрессор лишь крепче прижимает меня к себе. А я и не против…
- Просто мы на астрономии как раз про этот метеоритный дождь говорили, вот и решил посмотреть в живую, - взгляд Политика снова устремился в небо.
- А меня зачем привёл? – и откуда во мне эта дотошность? Это точно микробы Бальзака.
- На красивое всегда приятнее смотреть с кем-то.
- Спасибо ещё раз, - внутри было хорошо, а голова сама собой упала на его плечо.
- Не за что, - Нап зарылся носом в мои волосы, щекотно фыркнув за ухо, от чего по всему телу пробежало стадо мурашек. – И вообще, - его пальцы осторожно стянули с моих волос резинку, отпуская пряди на спину и плечи, - хватит их заплетать. Мне так больше нравится.
Наглость!
- А мне нет, - убирая выбившуюся чёлку обратно за ухо, - мешаются.
- Зато красиво, - ага, а ещё, кажется, ему удобно. Можно скользнуть пальцами в мягкие пряди, чуть сжать, до приятной дрожи, потом повернуть к себе голову заботливого и легко коснуться губами мягких губ.
Быстрый поцелуй, всего лишь прикосновение, без намёков и продолжения.
- Ты красивый, - Нап шептал почти касаясь губами моей щеки, которая краснела всё сильнее и сильнее.
- А ты слишком наглый, - веки дрожали в порыве закрыть собой глаза. - Но честный, - я провёл рукой по его щеке, чуть перебирая пальцами, - и ласковый.
Не верите, что агрессоры могут быть ласковыми? А они могут. Они могут быть очень-очень ласковыми.
От этой ласки глаза закроются сами собой, а губы поддадутся поцелую. Такому же настойчивому как и сам агрессор, но такому же ласковому, каким он иногда бывает, но только, наверное, для самых-самых.
Как же всё-таки приятно просто сидеть на траве, смотреть на метеоритный дождь, целоваться и говорить о разной чепухе.
Такого душевного подъёма у меня никогда ещё не было. Я несказанно благодарен Наполеону за эти мгновения.
Кажется, что так проводить время можно бесконечно, но краем глаза я заметил, что за спиной верхушки деревьев уже начинают освещаться первыми лучами утреннего солнца.
- Эй, - уха коснулись горячие губы Политика, вновь заставив вздрогнуть, - утро уже.
Утро?! Это ж сколько мы тут сидели?
- Ничего себе, - я потёр глаза, которые начали предательски закрываться. – А мы в колледж-то успеем?
- Всё о чём ты сейчас можешь думать – это учёба? – Нап вскинул проколотую бровь.
- Нет, так нет, - я упал обратно на траву, с наслаждением потягиваясь.
Внутри всё колыхнулось. Так обычно бывает, когда на меня очень пристально смотрят.
Я прекрасно знаю, о чём сейчас думает Наполеон, но пусть пока наблюдает издалека, я не из тех кто даёт по первому требованию.
- Поехали обратно? – вдоволь насладившись почти физически ощутимым взглядом, скользившим по оголившемуся от потягиваний животу, ногам и груди, я сел ровно, убирая волосы назад.
Нап мотнул головой и вскочил на ноги.
А моя резиночка для волос красовалась у него на руке синим браслетом-трофеем. Ну и фиг с ним.

---

Ну как так можно.
Стараешься-стараешься, а всё равно всё в ебеня летит.
И вот оно копится и копится и не находит выхода.
Мне надо с кем-то говорить. Не разговаривать, а говорить.
Только смысла-то..
Беспроглядная интроверсия какая-то. И противная липкая депрессия накатывает.
Тоскливо, прямо как за окном - пасмурно и изредка дождливо, еле-еле промочит и подсыхает. И никакого солнца.

---

06.09.2009 в 15:47

Пишет  Явные Тайны:

Пишет Сон в белую ночь:

Оридж по ещё одной заявке: "Нап и Баль - соперники, делят Есеньку, с любым исходом, вплоть до ухода бывших соперников в обнимку в ночь глухую. Соглашусь на слеш, гет, фем, даже джен... очень интересно, куда автор вывернет сюжет. Можно POV Еськи, чтобы скучно не было."

Название: Игры Обсидиановой бабочки.
Автор: Сон в белую ночь.
Пейринг: СЭЭ/ИЛИ/ИЭИ.
Рейтинг: PG.
Жанр: ангст, романс, психодел.
От автора: по личным причинам этот оридж дался очень тяжело, несмотря на то, что я действительно хотела его написать. После многочисленных правок я поняла, что этот текст таким и останется, хотя мне очень многое в нём не нравится.
Предупреждения: В фике присутствуют сюр и так называемые "потоки сознания", - впрочем, я считаю это оправданным, так как характеры некоторых героев располагают к подобным вещам. Да, и ещё. В целях достижения хоть какого-то правдоподобия, мои герои по большей части разговаривают на молодёжном сленге.

Игры Обсидиановой Бабочки

Каждый из них по-своему – загляденье, а вместе – это что-то неописуемое. Наблюдать за ними – то ещё удовольствие; они пытаются укусить друг друга при каждом удобном случае. Вот только методы у них разные, и не сразу и поймёшь, кто кусает больнее.

Ник улыбается усталой и печальной улыбкой. Ник пьёт чай и неторопливо рассказывает нам мифы - с такими подробностями, что можно подумать, он сам только что оттуда. Ник знает про религию ацтеков и майя всё, что только известно о них миру науки, - а может быть, немного больше. Ник может рассказывать так, что мы оба уходим вслед за ним туда, в жаркую тёмную древность. Любой резкий звук заставляет нас вздрагивать. Хлопнет дверь на площадке – мы подскочим. Я вижу, как Дэйни щурится и моргает, пытаясь сбросить с себя пелену его заклинаний, а потом насмешливо улыбается: «Всё это замечательно, Никки. Жаль, что ацтеки вымерли ещё... э-э-э... много лет назад, и у тебя нет шансов найти себе среди них хоть какую-нибудь девушку». Глаза Ника темнеют, - не в буквальном смысле этого слова, они у него всегда одинаково серые, но я вижу не только глазами. Он темнеет весь, изнутри. А Дэйни с улыбкой кладёт руку мне на талию и резко притягивает к себе. Я забываю сопротивляться. Я не умею сопротивляться. Я лишь слабо возражаю: «Дэйни, перестань...», зная, что, конечно же, он не перестанет.

Дэйни – это Дэйни. Ему невозможно противоречить, с ним невозможно бороться. Когда эта наглая, обаятельная улыбка засядет у вас в печёнках, вы схватите с дивана подушку и попытаетесь избить его. Но в итоге сами окажетесь прижатым к дивану, а он будет, посмеиваясь, колотить вас этой злополучной подушкой... Ладно я – я девушка, я слабее физически. Но сколько раз Никки оказывался в том же самом положении? Совет на будущее: не позволяйте Дэйни завладеть подушкой. Просто прячьте её куда-нибудь подальше. Ну, в крайнем случае, на неё можно лечь самому, хотя это тоже не всегда прокатывает...

Собственно, то, что мы сейчас живём втроём – это заслуга Дэйни. Мы с Никки знали друг друга со школы; его обречённая, молчаливая влюблённость, которую он, скрепя сердце, называл дружбой, удерживала нас рядом три года. После школы мы поступили в один и тот же университет в столице, но на разные факультеты, и перед нами возникла одна и та же проблема. Нам было негде жить. От обилия денег не страдали ни я, ни он. И тут появился Дэйни.

Дэйни, - а кто-нибудь помнит, откуда он, собственно, взялся? Я не помню; думаю, Ник тоже. Он из тех людей, которые берутся словно бы из воздуха, невзначай берут тебя под локоть, болтают о всякой ерунде, заразительно смеются, и через два дня у тебя появляется чувство, что они были здесь всегда. Дэйни вынырнул откуда-то из пересечения параллельных миров, ухватил нас обоих за шиворот и сказал, что тусить в съёмной квартире втроём гораздо круче, чем ютиться поодиночке. И он даже знает одного парня, который возьмёт с нас дешевле, чем любой другой владелец квартиры, потому что друзьям Дэйни всегда и везде скидки... Этот парень с тёмно-рыжими, практически медными волосами и блестящими глазами просто-напросто положил на меня глаз. Ник для Дэйни – бесплатное приложение ко мне; тот, кого и соперником-то считать унизительно, но кто, однако, упорно не желает отойти в сторону и дать дорогу. Как бы то ни было, следить за тем, как эти двое по очереди скалят зубы, довольно занимательно. И, что греха таить, очень лестно...



* * *

- Эй, Иви, айда в кино? – окликает меня с дивана Дэйни, лениво щёлкая пультом от телевизора. – А то крутят чушь одну... Сейчас как раз фильм классный идёт, про двоих киллеров, мужа и жену. Ребята говорили, прикольный.

Я сижу на тахте, поджав под себя ноги; перебираю конспекты и пытаюсь разобрать собственный, напоминающий плохую кардиограмму почерк. Ещё не успеваю обдумать его слова, как с балкона тут же откликается Никки:

- А учиться за неё тоже твои ребята будут? У Иви через неделю зачёт по антропологии. Не сдаст – ещё долго не до кино будет. Ей заниматься надо, а ты тут со своими...

- И что ей теперь, дома безвылазно сидеть и зубрить? Увольте!

- Между прочим, тебе это тоже не помешало бы. Будешь продолжать раздолбайничать – вылетишь из института, как пробка из бутылки. – Сквозь тонкую колыхающуюся тюль я вижу тёмный силуэт Ника, склонившегося в позе Сократа. Отсюда кажется, что его чёрные волосы, которые он наконец-то распустил из хвоста, сливаются с рубашкой. Лица не видно, и он похож на статую из чёрного мрамора. Точнее, был бы похож, если бы не тлеющая в руке сигарета. Никки потусторонний, думаю я в который раз. Никки всегда говорит правильные вещи; такое чувство, что земные слабости и удовольствия ему просто неведомы. Но в его исполнении даже правильные вещи всегда кажутся невообразимо скучными...

Вот и сейчас перспектива сидеть над конспектами меня совсем не радует, если честно. Он просто не хочет отпускать меня с Дэйни. Интересно, он сам это осознаёт? Я робко пытаюсь подать голос:

- Никки, да сдам я этот зачёт. Знаю ведь, что сдам. Тем более, преподаватель меня любит. Ну посмотри на меня – как мне можно «незачёт» поставить? – со смехом добавляю я.

- Вот на это я бы полагаться точно не стал. Любит, любит, а к зачёту вполне может разлюбить, - усмехается он и гасит сигарету о балконные перила.

- Ну Никки! – не выдерживаю и надуваю губы, как маленькая капризная девочка. – Ну не могу я сидеть над антропологией! Я всё равно её не понимаю.

- Потому что дурака валяешь. Если действительно работать над материалом, то в конце концов...

- Иви, да ну его! Сказала – сдашь, значит – сдашь. Пошли!

Дэйни выключает телевизор, стремительно и плавно поднимается с дивана, берёт меня за руку и тянет в сторону ванной. Мне ничего не остаётся, кроме как послушно подняться и пойти за ним. Но по дороге я пытаюсь обернуться, чтобы посмотреть на Ника и извиниться – хотя бы глазами. Никки не смотрит в нашу сторону; он по-прежнему сидит, подперев рукой лоб, и смотрит куда-то перед собой. Хочется сказать – в пустоту, но я-то знаю, что этот взгляд устремлён совсем не туда... Сейчас я ничего не вижу; я просто чувствую, как заполняет его изнутри тёмная тяжесть... но Дэйни быстро суёт мне в руки одно из моих летних платьев и закрывает за мной дверь в ванной, - пора, пора идти!


* * *

Настойчив. Слишком настойчив, - до такой степени, что хочется закрыть глаза и позволить ему творить всё, что он захочет. Все те два с половиной часа, что идёт фильм, я ощущаю тепло его жёстких пальцев на своей руке, и у меня нет ни сил, ни желания отталкивать их. Из глубины души поднимается что-то дивное, древнее, - как будто в моих старых девчоночьих сновидениях, где огромный дракон с багровой чешуёй похищал меня и уносил далеко-далеко, за моря и горы...

Не смотри на меня так; я хочу насладиться этой дрожью сполна, потому что это не продлится долго. Это как цветок, живущий два-три дня; это прозрачная бабочка, которая умрёт раньше, чем узнает своё имя. Сегодня бабочка выбрала нас – так примем же её с благодарностью. Но каждую минуту, каждую секунду будем помнить о том, что совсем скоро это кончится...

... и не будем возлагать лишних надежд. Влюблённость живёт, влюблённость умирает; впереди, в труднообозримом будущем, я вижу далёкие огни истинной любви. Она будет прекрасна, я знаю; а пока – порхай, моя бабочка!

- Иви, - шепчет он мне на ухо, и от его дыхания становится щекотно, - у тебя руки дрожат. Тебе холодно?

У меня вырывается тихий смешок. В зале жарко и душно; чёрный первобытный мрак возвращает меня на много тысячелетий назад, когда я была бабочкой, а он – драконом. Интересно, помнит ли он, что у него были сильные темно-красные крылья и зубастая пасть? Да нет, конечно же, нет. У него память другая – земная, короткая; он и меня-то через два года не вспомнит... Ах, Дэйни, Дэйни, если бы ты только знал!

- Мне не холодно, - я улыбаюсь, и чувствую в темноте, что он улыбается тоже. – Тебе показалось.

Он ничего не отвечает, просто сжимает мою руку крепче.

Когда мы возвращаемся домой, на улицу выползают сумерки. Свет в окне нашей квартиры не горит. Мы поднимаемся в тишине, и, пока Дэйни открывает своим ключом дверь, я пытаюсь успокоить слишком часто стучащее сердце и унять румянец на щеках.

- Эй, есть кто живой? – орёт мой красный дракон, включая свет в прихожей, и из глубины квартиры доносится приглушённый голос:

- Тише ты... Незачем кричать.

И по тону Ника мы сразу понимаем: сегодня снова будет вечер теней.


* * *

Это происходит спонтанно; никогда не знаешь заранее, когда тени лягут на стену нужным образом, и внутренние часы пробьют: пора. Просто Ник иногда зажигает свечи и долго-долго смотрит на то, как колеблется крошечный язычок пламени во мраке. Воспоминания зреют, - не его, не мои, но ночи; той самой древней ночи, которая существовала задолго до нашего появления на свет... Ночь бессмертна. Она говорит с нами на тысяче языков, она обволакивает сознание, проникает в него и растворяется в нём. Я не слишком хорошо умею слушать ночь, я – бабочка дневная, питающаяся солнечным светом. Никки – нет.

Мы незаметно притихаем, даже Дэйни начинает говорить вполголоса – не хочет спугнуть тени. А она, между прочим, уже здесь – горячая, беспросветная ночь другого тысячетелетия. Ник проводит пальцем по дрожащему огоньку свечи, - и, я знаю, в этот момент он в глубине души хочет обжечься. Играть с огнём, играть с драконами... мы ведь всегда любили такие игры, не правда ли? Никки тихо рассказывает про то, как богиня Ицпапалотль пала от руки Мишкоатля, и я вижу её, умирающую Обсидиановую Бабочку с изрезанными крыльями. Она и в смерти была прекрасна, богиня Судьбы, - я знаю, что ты видел это; ты рассказываешь так, как не может рассказывать тот, кто не видел.

Я не люблю тебя, Ник. Мне бывает тяжело рядом с тобой; я чувствую, что не в состоянии вытащить тебя из тёмного болота, в котором ты год за годом увязаешь всё плотнее, - болоте неверия и тоски. Твоя влюблённость не даёт тебе сил, только камнем тянет на дно... а я ничего не могу сделать, ведь уйди я, всё будет ещё хуже. Я не люблю тебя, я не могу тебе помочь... но я тебя понимаю. И в такие моменты я осознаю это остро как никогда, потому что я тоже вижу Обсидиановую Бабочку.

Прозрачные капли воска стекают на блюдце и застывают. История про Ицпапалотль, богиню Судьбы, закончена, и теперь мы просто молча смотрим на огонь, слушая тихое потрескивание фитиля. Наконец Дэйни ёжится и щёлкает пальцами перед носом у Ника:

- Эй, Земля вызывает Никки... Как слышно? Приём!

- Чего тебе? – голос у него усталый и подавленный. Мне становится жаль его. Но что я могу сделать?

- Мы сегодня ужинать будем, или кое-кто ушёл в нирвану, к своим ацтекам, и собирается питаться святым духом?

- Очень смешно. Можешь накрывать на стол, мне всё равно.

- Что значит «всё равно»? В холодильнике пицца осталась.

- Я не хочу пиццу.

- А всё равно ничего больше нет.

- Ничего и не хочу.


* * *

Во втором часу ночи Иви заснула в раскладном кресле, прижимая к груди большого синего зайца, и Ник наконец вылез с балкона. Он тихо прокрался в темноте на кухню с намерением погрызть холодной пиццы – организм уже не намекал, а прямым текстом говорил, что тоска тоской, а есть ему всё-таки надо, и желательно каждый день. На кухне его ждал не самый приятный сюрприз – Дэйни в одних джинсах сидел с ногами на стуле и листал конспект при свете слабенькой лампочки.

- О, ацтеки пришли. Что за ночное паломничество? Есть надумал?

- Наверное.

- Там в коробке один кусок остался, можешь хомячить... Что это на тебя нашло?

- А на тебя? – Ник кивнул на раскрытый конспект и лениво потыкал вилкой в пиццу.

- Типа вылететь не хочу, - усмехнулся тот и захлопнул тетрадь. – Нет, я серьёзно. Слушай, Никки, эта девочка - моя. Без обид. Сам посмотри: ты вокруг неё с девятого класса кругами ходил, и чего? Да если б ты ей нравился, она б давным-давно уже...

- Хочешь сказать, ты ей нравишься? – фыркнул тот, вертя в руках вилку.

- Ты что, не просёк ещё? Парень, я с тебя шалею. Тебе реально в прошлое надо, к ацтекам своим – в жизни вообще не шаришь...

- Ну-ну, - в голосе Ника слышались пока ещё тщательно сдерживаемые нотки раздражения. – Я не шарю в жизни. Замечательно. Потрясающе. Расскажи мне, шарящий ты мой, что с вами через год будет? Да хотя бы через пару месяцев? Разбежитесь по разным углам; хорошо ещё, если о предохранении не забудете, залететь не умудритесь...

- И что?

- Ничего, Дэйни. Ничего. Творите что хотите. Как кролики. Как тля. Мне фиолетово. Совершенно фиолетово... – голос был ровным, но взгляд Дэйни зацепился за побелевшие костяшки пальцев, остервенело сжимающих вилку.

- Эй, парень... Ты это... Вилку бы положил. Или согнуть её решил?

- Угу. Как в «Матрице». Нет никакой вилки, Нео... – Ник согнулся пополам, из его груди рвался нервный, сухой смех, больше похожий на мучительный кашель. – Вот веришь – мне плевать. На всё. С высокой колокольни... Потому что нет никакой вилки. И ложки нет. И тебя нет, и меня нет. И Иви тоже нет. Есть только Обсидиановая бабочка, богиня Судьбы...

- Эй, эй, с чего это меня вдруг нет? – такой расклад Дэйни не слишком понравился. – Какие-то странные у твоих ацтеков понятия...

- Это уже не ацтеки... это оттуда, из ноосферы, - Ник вилкой описал в воздухе непонятную фигуру.

- Откуда-откуда?

- Это долго объяснять.

- Тогда не надо. Придётся долго понимать. Слушай, а насчёт Иви ты не парься. Ну не твоя она, - Дэйни ощущал, что его недо-соперник окончательно сломлен; именно этого он и добивался и теперь пребывал в благодушном настроении духа. Поверженного противника хотелось ободрить и потрепать по голове. – Не твоя. Ты сам постоянно твердишь – карма такая, карма такая... ну вот. Хочешь, познакомлю с хорошими девочками?

- Иди к чёрту со своими девочками, а? Это у тебя их навалом. У меня одна была, больше никого не хотел... - медленно проговорил Никки.

- Ну и зря. Между прочим, с твоим-то мозгом... На тебя бы девочки вешались, если б ты в углу не сидел и филина не изображал. Зациклился, что никто тебе не нужен... ну и дурак, - Дэйни легонько хлопнул его по плечу и ощутил странное. Как будто не человека, а нечто бесплотное ударил. Что-то было смутно знакомое в этом ощущении полной податливости, - в том самом, которое ничем не объясняется, но всегда безошибочно чувствуется. И, если Дэйни не показалось, - а он точно знал, что не показалось, - Ник тоже это ощутил, и замер под ладонью. Казалось – надави чуть сильнее, и рука пройдёт сквозь лопатку и остановится в ледяной пустоте где-то между рёбер...

Несколько мгновений прошли в тишине, и Дэйни решил закончить свою мысль:

- Ну так что, мы друг друга поняли? Эй, не смотри так, будто у тебя только что вся семья умерла, с любимым хомячком в придачу...

- Мой любимый хомячок умер, когда мне было шесть лет, - рассеянно произнёс Никки. – От жажды умер. С тех пор я перешёл на кактусы.

- А-а, - сочувствующе протянул рыжий. – Понятно. Хотя я бы тебе и кактус не доверил.

- Сам дурак.


* * *

Никки временами думал, что он его ненавидит. Он, правда, не знал точно, как выглядит ненависть, но ему казалось, что по-другому она выглядеть не может. Его разум был не в состоянии понять, почему совершенно пустоголовое, живущее одним днём, духовно примитивное существо способно так сильно привлекать людей. Дэйни казался опутанным сотнями тонких белых нитей. Каждая нить вела к другой душе, и он развлекался, дёргая за них, спутывая их, натягивая до предела и почти отпуская... Это осознавалось Ником на грани сознания, и он там же, полубессознательно, злился. На что именно – трудно понять, да и надо ли? Всё равно в итоге будет так, как захочет кукловод. А сам Ник? Да что там Ник... Ник и рвать-то ненужные и даже вредные нити не умеет без посторонней помощи, о чём там говорить...

Всё к лучшему, всё к лучшему, - и разве не хочется Обсидиановой бабочке хоть раз ощутить на себе власть липкой паутины? И, может быть, стоит покориться пауку-кукловоду? Пусть себе плетёт, пусть охотится и играет, а одной душой больше – одной меньше, да кто же считает? Как будто у Ника есть власть хоть что-то изменить... И, - давай уже будем с собой честными, - Ник не умеет ненавидеть. И любить, кажется, тоже. Потому что когда любят – больно. Так в книгах написано. А Нику не больно. Он просто смотрит на свои руки, чувствуя на них невидимые глазу липкие нити, и думает о том, что у него странно саднит в груди. Но это ведь ничего. Это ведь пройдёт. Хоть бы кто рассказал, как надо любить, а как – ненавидеть... Кукловод, наверное, знает. Но расскажет ли? И можно ли у него спросить? Внутренний голос говорит: можно.

За окном сонно тянется утро, струйки дождя ползут по стеклу. Малышка Иви спит в обнимку с зайцем и видит свои цветные сны. На кухне задремал на конспекте красный дракон, - сейчас, в сумеречном полусвете, наверное, можно увидеть, как тускло переливаются его жёсткие чешуйки. Никки, единственный оставшийся в живых жрец Ицпапалотль, смотрит на стекающие по окну капли и думает о том, что будущее готовит для него много занятного. Он пока ещё не знает, что именно, но чутьё говорит о том, что неисповедимы пути богини, а ему самому ещё предстоит узнать многое, очень многое...

---

Пишет vowel:
Пра Бальзаков и Наполеонов
(само собой юмар, само собой без претензий на достоверность и все такое)

Бали считают себя лузерами. В этом их фишка. Лузер в исполнении Баля становится персоной романтической и сакральной. Но только до тех пор, пока у них нет Напа, после дуализации считать себя лузерами они резко перестают. Теперь у них есть свой дурной на всю башку капитан пиратов, который делает эту абсурдную жизнь веселой, а что еще нужно неприхотливому Балю, когда ломать себе голову над чем-нибудь уже не прет.
Главное умение Напов - пиздеть. Вдохновенно, с упоением, убедительно и пафосно. Не пытайтесь поймать Напа на нестыковках, для него самого все абсолютно логично, он искренне верит в то, что говорит. Баля это заводит, потому что логика тут не работает, интуиция где-то дрыхнет, а значит в этом гребаном мире есть какая-то лазейка.
Пара Нап-Баль - это два человека с легким характером. Именно Бальзаки придумали философский взгляд на жизнь, а Напам быть легкими по артикулу положено. Кому нужен тяжелый Нап? Нет, тяжелый Нап нам не нужен, а самое главное, что он не нужен Бальзаку. На самом деле, эти двое могут быть непереносимы, но их это не колебет. Эта пара непобедима, потому что Нап задурит вам голову, а Бальзак докажет, что она вам вообще не нужна, ибо вы отродясь ей не пользовались.
С появлением Напа в жизни Бальзака одновременно появляется слово "мы". Именно поэтому лузерство больше не прокатывает. Нап может быть кем угодно, самым хреновым хреном с самой лысой горы, но только не лузером. Бальзаку приходится изворачиваться, чтобы сохранить фишку. Например:
- Я быдло! - провозглашает он.
- Да, да, да, - подхватывает Нап, - мы быдло. Мы такое быдло, что только у нас вы можете принять посвящение, после принесения даров в виде бутылки элитного скотча, или еще чего-нибудь элитного.
Нап любит все элитное, а элитное - это то, что любит Нап. А Бальзаки, при возможности, стараются пить, есть, курить и носить качественное. Это нужно учитывать. Даже если вам кажется, что Баль одет в невесть что, совершенно точно это удобное, хорошо сшитое и чистое. Если, конечно, Бальзак не в запое, хотя и тогда он старается не опускаться ниже определенной черты. Кстати, пьющие вместе Бальзак и Нап это отдельная история: сначала они будут что-нибудь смотреть и комментировать это на все лады, умудряясь пристебаться к чему угодно, потом они будут что-нибудь слушать и вести умные разговоры, а потом им захочется пойти в народ. Хотя, если Нап не слишком пьян, они, по крайней мере, не огребут на пару.
Алкоголиками Бальзаки бывают редко. Они могут пить месяцами, а потом бросить, потому что надоело. В самом деле, это же так скучно, когда вчера пил, сегодня пьешь и завтра тоже будешь пить. Бальзаки не любят однообразие и стабильность. Что неудивительно при таком дуале, как Нап, который скачет по жизни, пытаясь ухватить все возможности разом. Особенно это видно по учебе. У Бальзаков с учебой тоже не все айс, это вам не Дюма. Для них обычны проблемы с педагогическим составом. И не то чтобы педагоги - звери, и уж тем более не Бальзак - кретин, но не клеится что-то и все.
Зачастую, у Балей и Напов два слабо пересекающихся круга общения, это их устраивает и даже желательно, потому что, когда Нап и Баль вдвоем - им больше никто не нужен, точнее они найдут приключений на свою задницу без всякой посторонней помощи. Дружба между ними - достойна захватывающей книги. Оченно жаль, что эту пару редко отображают в литературе. А если отображают, то допускают ошибки рисуя Бальзака. Нередко он получается несамостоятельным, или имеющим проблемы в выражении чувств по части безынициативности, что есть совершеннейшая хуйня, смятение духа и дикая путаница с Робушками. Например, всем известный из школьного курса, господин Базаров - вполне себе канонный Баль. Несмотря на то, что Бальзак не бросается на объект своих чувств сразу, по прошествии времени и присмотревшись, он заявит о них достаточно определенно. Но при этом всегда готов немедленно отступить назад и больше не возвращаться к этой теме. А вот Напы наоборот раскручиваются быстро и проявляют ненавязчивую настойчивость, словно бы между прочим подкатывая снова и снова, пока не добьются результата или пока их не увлечет кто-то другой.
Также часто Бальзаков изображают слишком мрачными, что тоже некоторым образом не соответствует истине. Хотя они действительно мрачноваты, но, упаси боже, не готичны. В этом смысле неплох, тоже многим известный, роман «Джен Эйр», где Баль - это мистер Рочестер, а мисс Эйр - Габенка (кстати, Сент-Джон - красивый такой пример Драя, который отлично уживается со своими сестрами Штиркой и Достом, но вот Джен ему оказывается не по зубам).
Если же брать отношения романтического толка, то тут между Балями и Напами существует некая точка преткновения, придающая этому союзу оттенок драматизма: Напы весьма непостоянны, Бальзаки же совсем наоборот, при том Бальзаки, как и Габены, почти не умеют удерживать людей, предпочитая принцип добровольности. И тут остается только надеяться, что до Напа таки дойдет, что лучше, чем с Балем ему нигде не будет.